Изюм

Автор: WWAADS
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Бельфегор, Фран, Расиэль
Рейтинг: PG-13
Жанры: Ангст, Юмор, Психология, Hurt/comfort, AU, Songfic
Предупреждения: OOC, Насилие
Размер: Миди
Статус: закончен
Описание:
Иногда говорят, что весь негатив имеет способность возвращаться. Но только ли негатив?
Посвящение:
Сонтэ Химура, это Вам, как автору действительно хорошей заявки, которую можно разбить даже на несколько частей.

Сенпай, в честь нашего с тобой годичного юбилея, я дарю тебе эту работу, и на твой день рождения. с: И ты аккуратнее там, но также будь сильнее духом.

Минор и весь Фан-клуб Расиэля, я это сделал. ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ. Всем миииииииииир. с:

Публикация на других ресурсах:
Запрещено

Примечания автора:
http://ficbook.net/­readfic/641143
По существу это продолжение данной работы. Возможно, когда-нибудь я их объединю в одно целое.

Натолкнула песня Kalafina – To the beginning. Она является опенингом такого винрара, как Fate/Zero, откуда, собственно, и было взято вдохновение, а также сами мысли. Да и вообще под обстановочку подойдёт.

Работа писалась долго, ради неё я даже оставила другие мои работы: "Я подарю тебе закат" и "Бельфегор и Расиэль. Тайна, покрытая кровью". Надеюсь, что она Вас, дорогой читатель, не разочарует, ибо я многое в неё вложила, многие чувства и порывы я отдала ей. Приятного прочтения.

ВНИМАНИЕ:
Присутствие космических шуток. Будьте осторожны.

Подробнее
Если Вы нашли ошибку, то, пожалуйста, исправьте её. Мне тяжело было писать эту работу, так что я могла что-то да пропустить.

/Вот тут типо такое офигеть какое вступление. При его прочтении включаем Crush 40 - Live & Learn.
Итак, господа и дамы, в эту работу я вложила многое. Даже приостановила некоторые другие свои работы ради этой, можно сказать, даже любимой работы. Мне нравилось писать её, нравилось тянуть и практиковать мастерство единства произведения, назовём это так. Я надеюсь, Вам, дорогой читатель, понравится. Приятного прочтения.
Вот тут Crush 40 - Live & Learn выключаем./


Если бы сейчас, в такой тёплой Италии, не было так темно, то Бельфегор опять бы пошел гулять по окрестностям, не забывая про своё любимое развлечение. Он страсть как любил искать всяких воришек и мелких нелегальных торговцев, верша правосудие направо-налево. Но что он чувствовал в те моменты, что заставляло его идти по такому пути? Ответ на это Бельфегор нашел лишь один — своя кровь. Будучи уже мафиози, практически элитой, он, тем не менее, не мог считать себя "грязным" человеком, убивающем ради денег, наркоты и шлюх, хоть и Вария являлась самым что ни на есть гиблым местечком всей Вонголы: на них всегда лежала самая грязная работа, самые грязные и сложные миссии, из которых все они выходили пусть и потрёпанными, но живыми. Всегда, что бы ни произошло, даже если это была миссия практически для смертников. Но нет, Вария на то и Вария — она всегда вернётся даже с конца Ада с обязательно с выполненным заданием и устало-победной улыбкой на губах; блеском в этих алчных, наглых и порою звериных глазах.
Даже если они сильно пострадали и сейчас могли лишь думать об отдыхе и сне.
Правда, сейчас Принца Варии терзали хоть и неприятные, но весьма обычные для него чувства и мысли: то, ради чего он вообще живёт, для какой цели и что ему нужно от этой, как казалось бы, жизни. Жизни человека, считающего себя самим Благородием, но работающим на мафию и убивающим ради её выгоды, ради её целей, ради всех этих смертей и зачастую нечистого бизнеса под прикрытием; задания, что заставляли почувствовать себя где-то не там, не здесь. Но почему так было, почему именно он должен всё это переживать из раза в раз, Бельфегор не знал и знать не хотел: он принц, а, значит, всё делает ради народа, по какому бы пути он не пошел и что бы ни делал. Даже если ему придётся вырезать целый мегаполис, уничтожить всё живое, что вообще существует на планете.
Конечно, как неудивительно, а это ему это навязывали всегда. Король всё делает ради народа, Король всё сделает ради процветания всего… Король, Король, Король… Только вот в какой-то момент прошлого, принцу это всё надоело: брат, обязанности, подколки и вечные расспросы и споры, от которых Бельфегора просто выворачивало и выводило из себя. Он не знал тогда, что делать: бежать, прятаться или же сражаться до последнего, чтобы пасть прямо как герой многочисленных легенд или же вовсе завершить жизнь, подобно Диармайду.
Путаться в себе. В своих целях никогда не бывает приятно, даже не смотря на ситуацию.

Тогда было раннее утро самого обычного серого дня. Юный принц хотел, чтобы у него вновь подскочила температура, чтобы опять целый день валяться в кровати, спать и ничего не делать. Ему надоело каждый день видеть наглую рожу брата, ему надоело видеть всех этих лицемеров и прислугу, которая его ненавидела всем своим нутром — ещё бы, их детям ведь не стать принцами и королями; они, как максимум, станут мальчиками и девочками для битья, на которых всегда можно выместить всю злость.
Хотя тут все эти люди ошибались: у такого любимца всего королевского двора, как сам Расиэль, уже была подобная игрушка, и им был не какой-нибудь дворовый мальчуган, а его собственный брат, который всё ещё страдал от нападок старшего близнеца, на скрытых за стенами замка: Джил всё ещё боялся того инцидента с ножом и того угрожающе-тихого голоса Бельфегора, и позже чуть не убившего его ножа, запущенного младшим братом прямо в него, но, почему-то, не попавшем в свою первоначальную цель. Хотя и было совсем близко к этому, близко к этой столь глупой смерти.
Спустя какое-то время после этого инцидента, Бел перестал ходить в северную башню — туда закрыли для него вход, из-за чего теперь негде было тихо сидеть и любоваться раскинувшимися вдаль лесами, невероятно красивым морем и слушать завывания ветра где-то снаружи и даже совсем-совсем далеко.
Он не знал, кто потакал и кто помогал осуществлению сего запрета, но без помощи такого "любимого" братика тут явно не обошлось, ибо никто не знал об этом месте, как месте хорошей прятки и тайны, где можно было скрыть все маски и показать истинное лицо.
А Расиэлю будто бы нравилось в чём-то ограничивать Бельфегора, даже в самом тайном и сокровенном, создавая непреодолимые препятствия; такие, пойти против которых младший брат просто не мог. Почему не смог? Его мало кто слушал. Он словно бродячий пёс: всё делал сам, добивался всего сам, строил будущее в силу своих пока что малых возможностей и сильных ограничений со стороны. Наверное, родись он в семье бедняков, то не был бы кем-то незаметным, наоборот, он бы сильно-сильно выделялся, заслуживая к себе уважения; но только не в тут, в этих белых стенах огромного замка. Когда-нибудь он точно его разрушит к чёртовой матери.
Но сейчас, сидя в комнате за очередной книгой, медленно терял к ней всякий интерес. Откуда ему взяться, если нет спокойного места, где можно было бы спрятаться ненадолго от этого наглеца, вечно как-то поддевающего "Я" Бельфегора, которое медленно, но верно пророчило смерть старшему брату. Или хотя бы то, что когда-то пережил сам Бельфегор несколько месяцев, а точнее почти уже год тому назад.
Спустя несколько часов счёта деревьев за окном, юный принц совсем отложил книгу, потерев уставшие глаза и вновь скинув златую чёлку так, как была до того, как ему приспичило почитать. Он уже устал от всего: этого обучения, брата, своей некой беспомощности. Он чувствовал себя рабом — таким же безвольником вроде слуг с одним лишь исключением — он не имел возможности уйти, прекратить всё то, что его окружало и окружало и сейчас незримым забором собственных эмоций, страхов и внушений.
Но почему Бельфегор стал таким? Почему так хотел уйти, так хотел боле не видеть брата? А ответ был простым: он почувствовал вкус свободы. Один раз. Такой сладкий, такой опьяняющий своей одновременно простотой и сложностью. Как он, принц, сможет это заполучить? Скорее всего очень и очень легко, стоит только раздвинуть занавес этой иллюзии жизни, в которой он жил до этого самого момента.

И сейчас, уже будучи офицером в самой Варии, Бельфегор не жалел о том, что вот так ушел, вот так быстро принял решение о том, что пора заканчивать всё это мнимое и скрытое рабство, вечное подчинение Королю и статус мальчика для битья, коим он себя в полной мере ощутил после того, как в ветер такой долгожданной Свободы вскружил ему голову, затмил всё сознание целиком и полностью. Всего один раз, после визита на какой-то приём.
Он теперь, казалось, сможет горы свернуть и не будет никому обязан в этом. Только себе любимому, только своим идеалам, только своему чистому и открытому Эго, которое он никогда боле не скрывал ни от себя, ни от остальной Варии. Хотя всем было как-то на это наплевать, ибо все они были более чем хороши в силу своих желаний и потребностей. И, разумеется, им в свободное время часто было просто не до друг дружки.
А всё лишь потому, что они все слишком разные. Кто-то любит красоту, кто-то любит убийства, а кто-то ценит время, в те секунды как другой его даже не замечает за своей спиной, амбициями и планами. Разные комбинации, разные судьбы, разные пути, но, если нужно, всё выходит в одно русло.
Недолговечно, нечасто, но очень и очень сильно. Такой поток никогда не сломишь в одиночку, как это любили делать ранее.
Да и по-отдельности все они были сильны. Не даром говорили, что у них силы как от Дьявола, нет, более того. Такое никогда не остановишь, этот ураган ярости, алчности, грубости и невиданной силы остановится лишь по достижению цели.



Как-то раз, как Бел от кого-то когда-то слышал, скоро должна была быть новая миссия, на которую он точно пойдёт: так ему за небольшую сумму сообщила вскоре Маммон, успев уже и наорать на неродивого принца за то, что его норка утащила одну из кредитных карточек Аркобалено, где было, по примерным расчётам, около нескольких сотен тысяч евро, заработанных самыми разными путями. Но что поделаешь, если Бельфегор деньги и роскошь любил не меньше Вайпер? Пришлось как-то с этим мириться, а уж эта навязанная меркантильность Аркобалено тумана ну очень сильно подливала масла в огонь, из-за чего Бельфегор никогда в долгу не оставался, как бы этого Маммон не хотела. Он исправил и закрыл всё: от самых первых до последних, но что его огорчало, — на его месте Вайпер никогда не была. И целью Принца сейчас было Маммон каким-либо образом опустить до себя, подержать так некоторое время и, под обильные овации от самого себя, добиться признания поражения и долга со стороны иллюзиониста.
Только вот где сейчас была она? Бел не знал, хоть и так хотел пойти с ней, с этим хоть и надоедливым, но интересным для разговора Аркобалено. Отя за любую личную информацию Бельфегору надо было платить довольно много, из-за чего, каждый раз презрительно вздыхая, он уходил туда, откуда вылез.
Но сейчас была возможность после очередного такого «спора» посидеть у себя и подумать о том, что ждёт его на новом задании. И обстановка в далеко не самой чистой комнате начала как-то угнетать. Прибраться тут, что ли?
"Если пошлют это земноводное вместе со мной, то от него точно ничего не останется," — думал принц, загадочно проводя стилетом по бумаге. Острый, в миг оставлял ровный след, иногда прерывающийся, стоило лишь убрать его от листа.
Послышался тихий-претихий скрип, забежал в комнату небольшой, очень слабый сквозняк, пробирающийся по шторам, ковру, столу и вообще всему, что здесь было.
— Семпай, — в своей обычной манере начал Фран, опять без предупреждения заглянув в покои Бельфегора, — мне с Вами опять свою жизнь укорачивать придётся.
— Со мной она у тебя закончиться, — резко бросил принц. Хоть он и познакомился с Франом когда только-только вступил в Варию, но тогда и не взлюбил его. Как этот ребёнок посмел назвать его зубным бесом и фальшивым принцем?! Хоть это так и было на самом деле в какой-то степени, но Бельфегор этого всё равно не признавал в любой степени, как и не признавал своего брата, "истинного Короля"; считал его сплошным недоразумением, которое соизволило родиться раньше него, настоящего Короля!
— Я и не сомневался, семпай.
На это Бельфегор ничего не ответил. Какой в этом смысл, если эта тварь всё равно опять что-то бросит в ответ? Никакого, Бельфегор только вновь потратит время и нервы, которые могли уйти на доставание Сквало, а это, как известно, того стоило. Особенно если включить в это дельце перчатку в виде акулы, которую Принц стащил на каком-то задании. Вот тогда-то капитан сразу бесился и грозил самим Занзасом, словно каким-нибудь богом. Хотя этому "богу" было наплевать на всё, кроме виски, отдыха и того, на ком бы выместить злобу или просто скуку.
Боссу Варии никогда не находилось занятия интереснее, чем дёргать патлатую акулу за волосы и кидать в него стаканами, и вообще всем, что для этого пригодно и умеет мало-мальски лететь по прямой; Супербия никогда не уклонялся.
Но сейчас мысли были заняты только одним: неужели опять вместо хитрой гадюки будет бесполезная лягушка? Да, так и будет, ибо слово Занзаса было законом, которому не могли противиться даже офицеры. Босс не жалел никого — даже Супербию, с которым был знаком ещё до основания нынешнего состава Варии. Да и что уж там: Сквало — самый первый её член и офицер, потом уже и остальные подтянулись со временем.

— Семпай, Вы опять переводите бумагу? Я уверен, что её можно было бы потратить на нечто более полезное, чем на Вас и Ваши развлечения с ней.
Ох, как же Бельфегор ненавидел этот занудный тон Франа. Если бы была возможность, то он бы его и убил на каком-нибудь задании, но увы нельзя было: впаренный Занзасу от Мукуро Фран был зачем-то нужным Боссу Варии. А для чего, так особо никто и не понял кроме Маммон.
— Если не заткнёшься, то твоё время может быть потрачено на нечто большее, чем на разговоры со мной. Молись, чтобы не увидел свою кончину раньше времени.
— Семпай, а Вы уверены, что не говорите о себе?
— О чём ты?
— Так Вам не сказали о том, куда мы едем? Ваше эго всех отталкивает, наверное.
В шапке Франа тут же оказался стилет. Хорошо заточенный, прекрасный и такой опасный, с рельефным рисунком, абстрактным. И всему виной это королевское пристрастие и изящество в вещах как собственных, так и чужих. И в шапочке Франа стилеты казались даже своего рода искусством, которое идеально туда вписывалось на протяжении всего времени.
Но когда дело заходило о личности принца, тот не выдерживал этого некоторого «изящества» и готов был тут же убить и растерзать жертву на месте, смотря на её распоротое тело, на эти органы, выпадающие из мёртвого тела. Только если это не Фран. Его убивать было как табу, которое нельзя нарушать, что немного Бельфегора и смущало. Он Принц, ему можно, хотя особо никто и не понимал, что он за принц такой вообще. То ли он просто пользовался чином, то ли ему нравилось таким образом выражать себя через свою непоколебимую важность. И выражал её даже перед Франом.
Но боле Бельфегор не сказал ничего. Как-то он быстро удалился из своей комнаты, выгнав оттуда и надоедливого кохая. Кто знает, что ещё Лягушка сделает: выкинет его вещи или нарисует карикатуру на стене. Такое было один раз с Луссурией, но без смертельного исхода, а только нотация в стиле "так делать нехорошо!" и куча разнообразных недовольных возгласов посреди ночи.


Наверное, самым утомительным было сейчас идти по этой чёртовой лестнице, которая, казалось, ведёт в никуда. А всего-то надо было спуститься в холл — место, поражающее своей величиной, красотой и такое родное после долгих заданий. Стоя там, на дорогом ковре, казалось, что стоишь где-то в подножиях Эвереста, а самого верхнего этажа словно и не было видно. Но это так лишь казалось, ибо архитектор был действительно великолепный, раз передал так атмосферу тайны, вышины и необъятности. Будто бы стоишь в каком-нибудь храме или воистину огромном замке.
И одновременно такую родную Бельфегору атмосферу замка, ибо он частенько видел такие своды, такие бесконечные лестницы, только от вида которых могла закружиться голова и задвоиться в глазах, а это весьма неприятное состояние. И тут же начались опять эти воспоминания о прошлом, которые не давали покоя уже какой год; не мог забыть ничего из того, что было, можно сказать, не хотел отпускать прошлое из своих цепких пальцев, но и держать его не хотел. Слишком оно неприятное, скользкое и острое.
Благо хоть сейчас свалит куда подальше, ибо, как некоторым уже было известно, Бельфегор должен был ехать вместе с Франом куда-то далеко на север, присматривать за сынком богатых родителей, тесно связанных с мафией. На них часто совершали нападения, часто были всякие прочие неприятные вещи, которые так не нравились членам той богатой семьи. Ходили слухи. что их второго сына либо убили, либо похитили, либо тот просто пропал без вести.
Что так и было на самом деле.
— Семпай, не забудьте свою коробочку как это было один раз. — Напомнил Фран.
— Вот чёрт!
Бельфегор, словно его ударила молния, понёсся в свои покои, лихорадочно по пути поверяя карманы и потайные карманы в джемпере и штанах. Он обычно там прятал свои стилеты, чтобы доставать и прятать было удобнее, да и ключи, карточки и прочие нужные вещи он тоже класть их туда горазд; конечно же, на такую одежду уходили деньги, ибо форма Варийсого ассасина несколько отличалась от других. Но всё равно принц копил на такое сам, ибо Вайпер та ещё особа: деньги направо-налево не кидает, хоть у неё уже их столько, что даже позавидовать можно было. Но ничего не поделаешь, воровать — не царское дело.

. . .

Самолёт, пеший ход, самолёт. Сколько ещё времени уйдёт, когда они уже долетят до Норвегии? Конечно, Бельфегор уже догадался о том, куда они едут, а точнее с какой целью и кого защищать. В том районе была только одна семья, один гад, одна цель, одни воспоминания, так и идущие за Принцем тенью, незаметной, но такой неприятной и шелестящей на каждом шагу. Вот ему-то и было это как раз таки неприятно, страшно и неприемлемо, ибо сейчас казалось, что всё вернётся на свои позиции как когда-то давно, ещё до того, как Бельфегора в мир мафии забрал Сквало. Он тогда под прикрытием работал в какой-то секции по борьбе, куда, после многочисленных уговоров, юного принца и записали. Супербия видел эту страсть к совершенству, он видел порою огонёк в глазах Бельфегора, нередко помогая ему просто за "спасибо". Зачем брать деньги с такого таланта, особенно при том, что он обязательно и уже точно попадёт в мафию? Совершенно незачем; Сквало потом не пожалел, что этот малец за ним увязался, даже не волнуясь о том, куда его занесёт и что с ним станет. Просто шел себе через многочисленные трудности, не взирая на проблемы по началу.
Бельфегор всё задавал себе вопрос: неужели и правда эта миссия была не сном, не шуткой? Он уже раз десять переспросил Франа, но так и не получил внятного ответа на свои просьбы. Именно просьбы, а не приказы, чем Фран несколько удивился, но в своей обычной манере предпочёл промолчать. Язвить он уже устал, да и мозг что-то уже не мог выработать что-нибудь колкое, из-за чего бы семпай просто-напросто задымился от гнева.
Облака, что мирно плыли за окном, начали становиться всё выше, а ветер, хоть и неслышный в салоне, становился тише и завывал уже не так слышно, но сильновато. Было понятно уже, что самолёт заходит на посадку и что конец томительному перелёту конец вот-вот настал. Только вот никто не учёл одного: зима на дворе. Да, именно зима — время, когда в Норвегии сильные морозы, хоть она и являлась в этот сезонный период снежным раем, где родился и рос Бельфегор, любящий это время года. Только вот, правда, неприятных воспоминаний тоже хватало.
— Семпай, а если я возьму снег и растоплю его, то Вы тоже растаете?
— А ты превратишься в жижу из органов в своей дурацкой шапке. Ши-ши-ши.
— Бел-семпай, если Вам так не нравится моя шапка, то зачем заставлять её меня носить? Она неудобная и тяжелая.
— Потому что не во что будет складывать твои останки, чтобы потом их сжечь.
— Семпай, Вы такой жестокий! — в своей обычной манере тянул иллюзионист, получив стилетами от семпая в голову. Но лучше бы в сердце.
Решив не тратить время на Франа, Бельфегор решил переодеться, как только они сядут. Мёрзнуть при таких морозах он ой как не хотел, а уж болеть вообще нонсенс. Учитывая небольшую склонность Принца к болезням, он мог легко протудиться, даже это сначала и не заметив. Таково было его здоровье, о котором он вообще мало как заботился. Только вот был один такой небольшой большой минус — Бельфегор редко мог сдержать пронзительный и громкий кашель; не мог удержать от соблазна чихнуть или как-то по-иному громко себя вести. В общем, даже не смотря на все свои болезни, он мог оставаться живеньким, хоть и иногда жар его одолевал. Он пылал в этой дикой температуре.
А особенно Принцу не нравились такие вещи, как посадка самолёта и перегрузки. В такие моменты, как сейчас, он корчил из себя смертельно больного, дабы хоть как-то скрасить скуку в этом белоснежном салоне с меховой обивкой чёрного цвета почти везде. Ведь Луссурия… такой Луссурия.
Сели они, правда, относительно нормально, если бы Фран не разошелся, стоило ему только вспомнить про то, что Бельфегор выглядит как пуховая подушка в утеплённом варианте формы Варии. Луссурия почему-то считал, что чем толще, тем теплее, поэтому Вария сделала скрыто от него несколько другой вариант. Но всё равно Бельфегор был похож на подушку, как бы он аккуратно не надевал куртку и штаны.
Хотя Бельфегор сейчас одел гражданскую одежду. Где достал и когда успел — загадка. А уж когда успел съездить в столь далёкие края вообще было нереальной догадкой, ибо не позволила бы Маммон — ей денег своих жалко, как и всегда. Она никогда не пустит куда-то его одного с большой суммой денег. Принц с деньгами был как шопоголик: он купит много всякого барахла, которое потом либо забывает, либо использует слишком по-минимуму, закинув куда-нибудь в глубины как памяти, так и огромных шкафов.
Со временем, стало полегче. Дышалось легко, голова больше не трещала из-за постоянного прослушивания музыки, разговоров с Франом и шума. Неприятно, когда так и ноет всё внутри черепа, будто набивая в него тонны булыжника. А также не проявляемый снаружи жар уже спал, хоть и, честно сказать, последствия в виде уставшего потрёпанного вида и состояния было не особо приятно; ноги стали несколько ватными.
— Смотри не блевани в дороге. Отсюда далековато ехать что на машине, что на каком-либо другом транспорте. — Предупредил лягушку Бельфегор. Изучил этот немного извилистый маршрут.
— Какой Вы заботливый, Бел-семпай. Вы уверены, что Ваш желудок выдержит?
— В отличии от твоего, мой никогда не сдаётся. Я же всё-таки принц. Ши-ши-ши.
Фран, решив пока оставить споры с семпаем на потом, лениво ждал того, когда можно будет выйти уже отсюда и вдохнуть свежего воздуха. Хоть и не было душно, но всё равно хотелось обдать грудь воздухом извне, а не тем, что испортил сенпай. Даже и спорить и доставать его стало как-то лень. Только вот напрягало одно: когда выходить? или они ещё пока не всё расстояние для остановки проехали? Возможно, ибо окна были плотно прикрыты, то бишь, глянуть на улицу было невозможно; возможно, но было просто не до этого. Еле слышные отголоски ветров говорили сами себя.
То ли это Бельфегор специально временил, то ли просто какие-то неполадки были. Никогда не понимаешь, что происходит. Особенно в Варии, в самолётах её и вообще даже тогда, когда видишь всего-то одного её члена. Только вот сейчас, вроде бы в спокойное время, всё равно была гнетущая атмосфера, она так и говорила, что надо ждать беду, причём долгую и большую. Чего стоили эти странноватые для уха Франа звуки суровой вьюги. Хотя, скорее всего, она разыгралась лишь сейчас — иначе бы самолёт не посадили. А если бы и посадили, то в такой огромный сугроб, что можно было провести там всё то время, пока плавно не сойдёт снег.
Но, на удивление, вышли из салона кохай и семпай спустя не особо продолжительное время. Как оказалось, когда они сели, поднялся заливистый сильный ветер, на которы1 выходить посчитали опасным и правильно делали: Бельфегор страшен в гневе, а крайняя раздражительность иллюзиониста творила то, что обычно называли чудесами: то вещи летают, то что-то неприятное происходит.
Хотя что Франу, что Белу, а сейчас им было всё равно. Лягушонок, прежде не видавший морозов, как-то особо не хотел вылезать из тёплого кресла-кровати, а Бельфегор…Бельфегор не хотел смотреть на блестящий снег в свете мощных фонарей и на завитушки снежного вихря. Уж очень сильно он тут прошлое своё вспоминал, хотя в чём-то и плюсы были: никто ведь не знал, откуда родом Варийский ассасин, а, следовательно, проследить его дорожку тоже не смогут. Хоть что-то да утешало, немного грело душу. Главное теперь, чтобы кто-то не соизволил узнать, что на голове Принца делает диадема.
Только вот именно сейчас и вправду что-то разбушевались ветры и морозы. Каким бы Норвегия снежным раем ни была, а холода там такие, что только поискать. И это тут же не понравилось иллюзионисту. Прежде его лицо не очерчивал колющий мороз, а кожа никогда не чувствовала того, что было сейчас. Не думал, что ладони мороза могут быть так остры и неприятны, они вызывали такие необычные покраснения на коже мальчика, своеобразный местный след. Такое одновременно и согревающий. но болезненный. Как посчитал Фран, лучше бы они уехали хоть в жаркую Неваду, чем в какой-то рай для Снежной королевы, где всему живому если не конец, то по крайней мере сон. Да, сон до такого короткого лета длиною чуть меньше месяца.
Холод, ледяной зной, острый ветер — ничего не могло согреть, только дать мимолётный заряд бодрости, проходящий через долю секунды, но способный хоть чуток согреть тело дрожью. Только один отвык, а другому впервые приходится это чувствовать.
Если бы знал Бельфегор, что будет так холодно, то он бы оделся как полярник. Точнее, он уже отвык от этого холода. Живя где-то семь лет в Италии, он уже и забыл по то, что где-то может быть вот так холодно. Вот так неприятно и нагнетающе, заставляя вспоминать о своём прошлом. которое вовсе не походило на прошлое настоящего принца. Слишком… отстранено от реального мира, нереально, страшно.
И, что было на благо Принцу, Бельфегор не помнил, когда последний раз доставал телефон. Наверное, только перед самым вылетом, когда он вообще напрочь забыл и о гаджетах, и о том, что надо бы отчитаться перед Сквало. Хотя он всё это делал по одной и очень просто причине: Занзас переваливал на него всю бухгалтерию, а также заботу о том, где сейчас остальные, удачно прошли ли задания и так далее. Супербию это ужасно злило, ибо дел много, а времени почти нет: всё-таки от своих миссий капитана никто не освобождал, да и Маммон не всегда была на месте, чтобы денька на три-семь заменить отсутствующего главного бухгалтера, как когда-то окрестил его один из бойцов отряда Грозы. Да вот что они дадут, эти бойцы? Они смогут дать Бельфегору то, что он сейчас хочет сделать? подарить ему время на пятиминутный отчёт? Скорее всего, нет — Принц редко принимал помощь в таких вещах, особенно если он в состоянии это сделать сам, без чьих-либо советов и претензий.
Пока Бельфегор, отойдя в более-менее безветренную и тихую местность, кое-как искал контакт Сквало в телефоне длинными аристократическими пальцами, Фран осматривался, то и дело поправляя одежду, найденную в каком-то из ящиков. Ему не нравился этот ветер и холод, к которому он не был готов. Никто же не говорил о точном месте. Лишь сказали. Что на севере. Где-то вдалеке он еле как видел дорогу и мелькавшие огоньки фар, исчезающие в идущей стене снега. Интересно, а тут так всегда снег идёт или ему только так кажется? Возможно ему так лишь казалось, ибо лягушонок здесь не был никогда в жизни и, соответственно, вообще не знал климата и природных особенностей; слышал только про безумно красивые фьорды, о которых иногда читал в заметках, что в были и есть сейчас в телефоне семпая. Да, Фран не брезговал исследовать мобильный Бельфегора, когда тот на три часа залезет под горячий душ или же спит после тяжелого задания, или же вовсе страдает какими-то своими делами.
Вот такой вот у Принца кохай — всегда нос суёт туда, куда обычно не следует. Только вот свой нос Фран успел слегка подморозить, прикрывая его ладонью и дыша на неё, смотря на пар и стараясь хоть так чуток согреть себя. Помогало. Но очень недолго Сейчас он только больше ненавидел это холодное место и всё никак не мог дождаться, пока семпай наболтается со Сквало, ибо слышал, что они говорят не о задании, а о чём-то вообще не том. По крайней мере, судя по заливистому шипящему смеху семпая, это было явно не задание.

. . .

Три часа. Три часа они едут в этом лимузине по, на удивление обоим, чистым от снега дорогам, наблюдая за горами, что видны были в окнах и вообще этим снегом, что падал там, снаружи. Так нежно. Красиво. Быстро. Это завораживало, словно сотни осколков огромного зеркала, сейчас сыпавшегося на землю в виде бесконечных белых хлопьев.
Если сейчас Фран проявлял даже некоторое любопытство, то Бельфегор просто спал. Он обожал свою чёлку: можно спать и дремать тогда, когда хочешь, и никто об этом не узнает, чем Принц и пользовался, когда был ещё ребёнком; и в Варии на совещаниях или чём-то подобном. Что поделать, если Занзас, слегка перебрав на каких-либо радостях, мог долго и муторно толкать "философские" речи часами, не отпуская вообще никого. Никогда. Только вот сейчас, когда за окнами так мерно падает снег, было вообще не до Варии, не до мафии, не до чего. Зачем вспоминать её, если в кой то веки выдалось хоть несколько дней, чтобы отдохнуть, присматривая за богатым придурком? А это, скорее всего, как считал Бел, будет вообще несложным делом.
Всё-таки снежок выдался что надо — они и не заметили, как доехали до нужного места через ещё шесть каких-то там часов. Всё же далеко и долго, но слишком, слишком быстро. Но пускай, ведь они отоспались и были свеженькими, прямо как огурчики. Только вот вся живость обоих испарилась, когда они, выйдя из машины на улицу, не увидели размеры того, где им придётся жить и где следить за этим самым богатым придурком. Огромный белокаменный замок близ моря и огромного леса, раскинувшегося линией по побережью и уходящий вглубь. Да, безусловно, Франу тут много места, чтобы прятаться от семпая. Да и вообще площадка для исследования большая, чтобы этим пользоваться когда потребуется. Кто знает, какой темперамент может быть у этого богатого мальчика. Только теперь были сомнения, был ли вообще это богатый мальчик. По крайней мере, сия чуная обитель говорила сама за себя.
Так как на улице было уже темно, Бел и Фран особо не заморачивались с тем, чтобы рассматривать все прелести архитектуры; всё то, что тут было веками, если не тысячелетиями, они видели ещё тогда, когда им просто показали то, где им конкретно придётся работать. Они не обращали внимания даже на ели, идущие по длинной аллее, чьи ветви были усыпаны снегом; не обращали внимания на лёгкий ветер и то, что уже вот прямо сейчас перед ними откроется дверь и они войдут в огромный холл, где Бельфегор вновь увидит эту огромную лестницу, красный, ярко-алый, с узорами златых линий, цветов и абстрактно изображенных животных, ковёр и много-много свечей или уже ламп — он не помнил точно, чем там освещалось всё это воистину огромное помещение.
Пара тяжких шагов, стук в дверь и… тепло, ударившее по лицу и оголённой от напряжения шее. Этот запах старости и чего-то вкусного, чего-то мясного. Ужин сейчас, что ли? Или приём какой? Бел хотел это сейчас узнать, но для начала решил немного привести себя в порядок, ибо ему уже жарко стало как от воспоминаний, так и от внезапного осознания того, что он зверски хочет есть, да ещё и того, что ему ужасно жарко во всей этой тёплой одежде, которая почти не пригодилась кроме их не совсем тёплого приземления.
— Вы, должно быть, те самые телохранители? — Спросил дворецкий, пропуская обоих вперёд с их временной охраной. Хоть и варийцы были в гражданской одежде, но по охране их довольно-таки легко узнали. В частности, по специфической форме.
— Они самые. Покажите то, куда идти, — устало и бегло сказал Бельфегор, сняв с себя куртку и неся её в руке, — дойдём сами.
— В таком случае, это третий этаж, пятая и четвёртая дверь по правому крылу.
Безусловно, Бельфегор узнал Ольгерта (Оргельта?), да и он его тоже, дав об этом понять жестом, достойным лишь наследников престола. Но как? Прошло столько лет с тех пор, когда он его вообще видел в последний раз. Хотя, вспомнив его к близнецу отношения как отца, то вовсе неудивительно, почему он узнал второго принца сразу же, как увидел.
Интересно, а что же теперь? Этот дворецкий всё должит этому наглому глупцу или же намеренно ничего не скажет, ожидая реакции? Сейчас сердце Принца билось несколько сильнее из-за интриги и предвкушения выражения лица Расиэля на его столь неожиданное появление. Что ж эта падла скажет ему? Что сделает? И что вообще произойдёт, если Король и Королева узнают своего младшего сына, стоит заметить диадему, которую и по сей день носил Бельфегор?
— Семпай, а мы тут не заблудимся? - Вывел из вопросов Фран.
— С чего бы? — Бельфегор медленно шел по лестнице наверх, стараясь подавить чувство голода, просто терпя сосущее ощущение в желудке, будто бы он решил переварить сам себя.
— Просто Вы всегда так говорите. И мы всегда блуждаем где-нибудь, пока Вы не злитесь на меня и не кидаете стилеты, ибо свято уверены, что виноват не Вы.
Бельфегор встал перед вопросом: свернуть шею Франу здесь или тихо это сделать где-нибудь в башне? Северной, например: там место очень тихое, никто особо и не смотрит и не слышит. Хотя, резко вспомнив про Занзаса и его мнение на этот счёт, Бел просто горделиво хмыкнул и важно пошел наверх, дважды чуть не упав вниз, а шуметь сейчас было непростительно: если сбегутся все слуги, то прости-прощай момент с рожей братца, а Бельфегор хотел именно неожиданность. А вот как он это свершит — дело случая, Расиэля и времени.

Утро следующего дня выдалось весьма и весьма светлым. Бельфегор спал на такой мягкой постели, что, казалось, будто б вновь в детство вернулся. Он чувствовал лёгкий аромат свежего кофе, запах чего-то вкусного с самых кухон и какого-то дорого парфюмерного изделия. Точно, именно этот одеколон. Этот противный одеколон, который так обожал его брат до такой степени, что у Бельфегора выработался рвотный рефлекс на него. Благо, сейчас он перебивался запахом крепкого кофе и завтрака, что стоял неподалёку от его подушки на прикроватной тумбе. И кто же это такой добрый, что прнёс ему любимый напиток? Неужто, это был его брат? И он ли? Как он узнал, что так любит Бельфегор, если не видел его где-то лет семь-восемь, да и не интересовался им?
Оглядев всю комнату, Бел пришел к выводу о том, что не было тут никакого брата, а это просто Фран, ибо записка, что он нашел возле себя, была написана этим несколько медицинским почерком, его, Франа; лягушонок наверное, стащил ночью одеколон Расиэля, как только отыскал его хоромы, и набрызгался им, если не помылся, залив в водопровод. Но не суть, ибо всё равно Бельфегор готов был тут же выбежать на балкон, под снег, и с высоты пятого этажа выпустить содержимое пустого желудка наружу. Желательно на Расиэля, который, как им сказали, был в покоях этажом ниже и в это время любил…покурить, глядя на бескрайние берега столь знакомого моря.
Но, увы, и к большому сожалению Бела и потраченному времени, сейчас Джил там не стоял, а тошнота Принца плавно сошла на "нет", из-за чего он прогневался, готов был хоть сейчас выпотрошить тело своего немилого кохая, который незаметно прошел тайно вместе с ним на балкон и рассказывал сейчас о том, какой семпай дурак, раз проглядел такой знаменательный момент, когда всего на секунду показалась светлая головушка будущего монарха с сигарой в зубах (которая, всё-таки, делала из него подобие Бельфегора на пьянках, только смешнее и комичнее в разы). Ну, что поделаешь: проворонил так проворонил, не орать же, что, мол, погоди-ка секунду, сейчас оболью своим желудком! или, что веселее, вывалю свой завтрак, желудок, суп из кохая и кофе прямо на твою уродскую королевскую рожу, именуемую тут ликом.
А кохай всё монотонным голосом разговаривал и был сер, словно снег где-нибудь на обочине дороги.
— Фран, ты вообще можешь заткнуться хоть на минутку?
— Семпай, мой язык специально и только для Вас работает в автономном режиме. Если хотите выключить данную функцию, позвоните на номер "666" и скажите, что Вы — самый крупный в мире идиот и воо… — Фран не успел договорить, как в его шапку вонзились три стилета, и он увидел злую физиономию блондина прямо перед своим носом. Всего лишь секунда, а рука Бельфегора сжимала горло лягушонка всё сильнее, грозя придушить или вовсе сделать так, чтобы голова Франа покатилась к двери или с балкона; желательно, прямо в руки такого "любимого" брата.
Да, асфиксия сейчас охватывала сознание лягушонка. Он чувствовал, что воздуха не хватает. А вдохнуть полной грудью просто-напросто не выходит. Всё уже почти пережато, но недостаточно для того, чтобы вот-вот ему начать задыхаться, хотя нет, уже достаточно. Осталась лишь крайняя — смерть, но, это был уже вопрос времени.
Но, увы, действия Принца прекратил стук в дверь и оповещение о том, что Его Высочество хочет видеть своих телохранителей немедленно. А, желательно, вообще, чтобы они к нему телепортировались сию же секунду.
— Ши-ши-ши, — несколько гнусаво прошипел Бел, — Твоё счастье, что так вовремя какой-то слуга притопал.
Фран резко осел на пол, гулко кашляя и чувствуя, насколько сейчас живителен кислород. В первую секунду он резко ударил по лёгким, был словно огонь. Но сейчас, когда чуток всё пришло в норму, можно было нормально отдышаться, при этом иногда смотря, как Бельфегор скалиться и нервно перебирает рукава своей рубашки.
— Сенпай, а Вам не кажется странным, что этот недокоронованный сможет меня убить?
Бельфегор не понимал: что эта лягушка имеет в виду и к чему вообще этот вопрос? И что ему нужно от Принца в данный момент. Конечно, внезапный вопрос поразил Бела то ли его догадливостью (он надеялся, что Фран не заподозрит того, что клиент — родной брат его семпая или начнёт хоть догадывать на этот счёт), то ли просто догадка о силе этого венценосного, который, как упомянул Сквало, мог оглушить противника некой коробочкой и после этого зверски убить.
— Сенпай, чего Вы застыли? Вы настолько любите холод, что примёрзли к полу?
— Заткнись. Не до тебя сейчас.


Категории: Бельфегор, Расиэль, Миди